«Интересно. – Я задумчиво прищурилась. – И откуда эта бабушка так много знает?».
Ее глаза были глубокими и черными, словно ночь за окном, но внутри плескалось такое спокойствие и умиротворение, что все дальнейшие слова и мысли благополучно застряли у меня в горле, а затем попросту выветрились из головы. Хотелось вот так сидеть и смотреть, позабыв обо всех проблемах, выкинув абсолютно все мысли из головы, растеряв все тревоги и заботы. Казалось, из этих глаз, окруженных теплой сеточкой старческих морщинок, смотрели сами Любовь и Вечность.
В моей душе внезапно стало горячо и уютно, словно внутри свернулся ласковым клубочком крохотный котенок. Эх, люблю я кошек! К тому же и Маруся в этом мире заговорила. Идеальный повод для того, чтобы узнать, что творится в ее маленькой ушастой головке. Вот только домовому я не нравлюсь, обижается он на меня, хотя ничего плохого я ему не делала и не собираюсь делать. Жаль, что не подружились…
– Вот теперь, когда ты все поняла, наш разговор можно считать законченным. – Я скорее почувствовала, нежели услышала слова Мироновны. – Не волнуйся, с домовым я поговорю, он на самом деле добрый. А ты лучше скажи, какую самую незаменимую вещь хочешь получить из своего мира?
– Что? – Я вздрогнула и вдруг обнаружила, что сижу в одиночестве за столом, перед горящей свечой. В приоткрытое окно слышен стрекот цикад, а лавка напротив меня пуста. Мироновна исчезла.
Боясь, что меня уже никто не услышит, я закричала в темноту:
– Джинсы! Я хочу только джинсы!
Свеча моргнула несколько раз и погасла…
– Если ты все время собираешься так орать, просыпаясь, я тебя на ночь буду на улицу выставлять! – проворчал кто-то над ухом тонким голосом. – Свежий воздух всякой организме полезен, а твоя организма отродясь свежего воздуха не видала! Вставай, ужин уж на столе. Блинчики стынут. Весь день проспала, между прочим!
– А где Мироновна? – Открыв глаза, я села на кровати, рассеянно наблюдая, как домовой спрыгнул с одеяла и потопал из спальни в комнату, которую я про себя окрестила столовой. А что, раз есть обеденный стол, значит, столовая. – Она же ночью приходила!
– Это она к тебе в сон приходила, – просветил меня домовой, обернувшись и укоризненно просверлив взглядом желтых пуговиц. – А тебя, повторяю, блинчики ждут. Но если не хочешь, то я сам съем.
– Хочу! Еще как хочу! – Я слетела с кровати, на ходу одергивая пижаму. На пол что-то упало. Наклонившись, я подобрала сверток и, развернув, завизжала от радости.
Джинсы!
Все-таки Мироновна была на самом деле! И услышала мою просьбу. Вот уж действительно, в этом мире джинсы мне просто необходимы, потому что юбки и платья, которые, уверена, поголовно носят здешние женщины, я на дух не переношу. Единственные моменты, ради которых я впихивала себя в платья, относились только к корпоративам и походам в ресторан. Но, думаю, в этом мире ничего подобного не существует. К счастью.
– И все-таки ты буйная, – мрачно оповестил меня домовой, когда я вышла из спальни. – Визжишь как резаная, без дела! А зачем штаны непотребные надела? Давай я тебе в сундуке нормальную одежду подберу, а свою стыдобу сними.
– Ни за что! – отчеканила я, мысленно поморщившись от слова «сундук», и смягчила категоричность отказа довольной улыбкой. – Ты не понимаешь, джинсы – самая удобная вещь на свете.
– Эх! Ладно! – Домовой махнул на меня рукой. – Давай уже блины ешь, а то такая тощая, что смотреть страшно.
Понимая, что спорить бесполезно, я промолчала, присела за стол и с аппетитом принялась за блины с молоком. Для ужина, возможно, и тяжеловато, зато вкусно как! И это, может быть, по здешним канонам я тощая, но для своего мира у меня приличная фигура, причем без каких-либо диет. Правда, я периодически довожу ее до совершенства в тренажерном зале. А домовому вообще сто лет, куда уж тут в канонах красоты разбираться!
– Тебя зовут-то как? – прожевав неизвестно какой по счету блинчик, спросила я домового. – А то ругаться – ругаемся, а познакомиться даже не успели.
– Да хоть горшком зови, – буркнул домовой, – только в печку не сажай. Тихон я.
– А меня Дарьей зовут. – Я облизнулась и вцепилась в очередной блинчик. – Подходящее у тебя имя. Тишиной и покоем прямо светишься.
То ли домовой не понял сарказма, то ли просто не захотел отвечать, но на мои слова никак не отреагировал. Пришлось довольствоваться тишиной. Тем более что вкуснейшие блинчики отбивали всякую охоту к разговорам.
Незаметно для себя я опустошила тарелку и выпила все молоко. Расстегнула верхнюю пуговицу на джинсах, блаженно привалилась к стене. Встать из-за стола казалось сейчас совсем невыполнимым делом.
Я пребывала в этом счастливом заблуждении ровно до того момента, пока кто-то неожиданно не заскребся в дверь. Аккуратно так, я бы даже сказала, робко.
Тяжело вздохнув, я сползла с лавки, одернула пижамную рубашку, целомудренно прикрыв ею расстегнутую пуговицу, и поплелась к двери. Открыла.
Первым делом заметила широко вытаращенные глаза, а только потом рассмотрела их обладателя. Невысокий мужичок при виде меня стал еще ниже ростом (присел, что ли, от страха), скомкал в руке соломенную шляпу с широкими полями и заблеял что-то невнятное.
С минуту я честно пыталась разобрать звуки, а потом решила прийти бедолаге на помощь:
– Уважаемый, вам кого? Если Мироновну, то я за нее. Слушаю вас!
Увы, мои слова не только не помогли, но вконец испортили все, что только можно было испортить в данной ситуации.
Услышав мою речь, мужичок перестал блеять, бодро развернулся, едва не кувырнувшись носом со ступенек, и задал стрекача, смешно сверкая босыми пятками. Успешно проскочил калитку и помчался по широкой поселковой дороге.